В этом стареньком дряхлом доме он родился и прожил всю жизнь.Вот в этом углу,у печки, в незапамятном далёком стояла его кроватка,и еще молодая и очень красивая мама склонялась над ним и шептала ему ласково:
-Ручки наши пухленькие-пухленькие! Пальчики маленькие-маленькие! Агу? Агу-агу! А щечки наши розовенькие-розовенькие! А зубки беленькие-беленькие! Агу? Агу,моя крошечка,агу.Вот съешь еще ложечку,сыночек.Ну съешь,миленький,не обижай маму.Мама так старалась,готовила для тебя...- и она протягивала ему еду.
Он тогда не понимал еще ничего,но краткой,игольчатой памятью,которая иногда проблескивает вспышками озарения,теперь он вдруг возвращает из ничего свою молодую маму,ее длинную темную косу,несколько раз по-русски закрученную вокруг головы,и отчетливо,осязаемо видит ее добрую улыбку на смуглом лице.
Здесь же ,спустя много десятилетий, его очень постаревшая и обессилевшая мать целыми днями одиноко сидела у окна и бесцельно смотрела на пустой двор с серыми сараями и грязным противным снегом под мрачно-серой пеленой неба ранней весны...Уныло стучала капель с крыш,словно безжалостно отсчитывала истекающие последние минуты...Сиротливо мокли заборы и стены,а из-под оседающего наста начинала выходить наружу многомесячная грязь,которую за зиму смогли накопить соседи,выливая помойную воду из ведер прямо во двор,себе под окна...
-Мама,ну съешь еще одну ложечку,ну прошу тебя...-умолял он ее,стоя перед ней на коленях и протягивая к ее серым губам чайную ложку с манной кашей.
Она не слышала и не замечала его... Всё глядела,словно не могла оторваться,на замызганный,но так ею любимый и навсегда родной двор и, с чем-то соглашаясь, сама себе качала головой...
-Мамочку,ну съешь...покушай...-жалостливо просил он и поворачивал ее голову к себе,приоткрывал ей рот и вливал в него жидкую кашу.
Мать снова,как только он переставал удерживать ее,поворачивала голову к окну и жадно продолжала,словно последний раз в жизни, досмотривать то, что ей упорно мешали досмотреть: всё ту же грязь повсюду,всё те же истлевшие черные стены сараев,хмурое и как бы кладбищенское небо,полное воды и будто набитое серо-шинельным ворсом...
-Ба-ба-ка...-равнодушно по слогам произносила она...Из открытого рта вываливалась каша и стекала ей по подбородку...
-Да,собака!-радостно соглашался он, довольный тем,что мать еще воспринимает окружающую жизнь.Собирал кашу с ее лица,заботливо вытирал кожу и опять просил,чтобы она открыла рот.
Две собаки бродили по двору,вынюхивая что-то и выбирая из помоев.Рыжий и растрепанный пес пытался вспрыгнуть на свою подругу,та злобно отскакивала,огрызалась.Они упорно крутились друг вокруг друга,неосознанно радуясь грядущему теплу и обновлению жизни,потом убежали.
- ...е-га-ют...-чуть слышно шептала мать и опять согласно каким-то своим мыслям кивала головой.
-Убежали,мамочка,убежали,-поддакивал он.-Весна уже! Кончилась зима.Скоро солнышко будет!Травка.Петушок запоет.Будем с тобой выходить во двор и сидеть там долго-долго.И отдыхать... Да,мамочка?
-Трав-ка...-вдруг услышала его мать и чуть заметно улыбнулась тонкими,почти исчезнувшими губами...
-Да-да,-искренне радовался он,-травка,солнышко!
Мать тоже улыбалась и мочилась под себя...
Его жена,молча и презрительно слушавшая этот разговор двух ненормальных,по ее мнению,людей,с тяжелым вздохом смахивала всё со стола и,гневно топая,шла за половой тряпкой.
-На!-грубо кричала она и кидала ее чуть ли не в лицо ему.
Он благодарно брал тряпку,всё аккуратно вытирал с пола и нес мать в ванну,которая стояла здесь же,в единственной их комнате, в углу у печки,где когда-то находилась его детская кроватка.Он,не стыдясь,раздевал мать,клал ее в ванную и мыл.И делал так по нескольку раз в день,когда был выходной или праздник,потому что никаких памперсов в те годы еще и в помине не было.Жена и старшая семнадцатилетняя дочь высокомерно и с ненавистью хмыкали и демонстративно выходили прочь,не желая «нюхать старуху»! Младшенькая же,тринадцатилетняя Анечка,жалела отца и,как могла,помогала ему.Когда отец был на работе,она единственная из них кормила и кое-как вытирала за бабушкой,стараясь не обращать внимания на насмешки сестры и матери.Очень часто на глазах ее появлялись слезы... К тому же старшая сестра постоянно рассказывала подругам в школе и во дворе,какая их «добрая Анька – старушачья дерьмочистка!..» Но если бы Аня не заботилась о старухе,то та ежедневно до вечера оставалась бы голодной и мокрой.Когда она однажды зимой не смогла прийти домой после школы к обеду,то нашла несчастную,но еще достаточно всё понимающую старуху в заснеженных сенях – в испачканном белье,в промерзшей фуфайке,кое-как накинутой «добренькой» снохой ей на плечи.Старуха стучала зубами, дрожала всем телом и только просила:
-Пи-и-ить...горя-яченького бы...
Продолжение читайте
http://www.proza.ru/2014/10/29/1782